• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

«Что такое социальное?» или «Что делал Г-сподь до сотворения мира?»


В. С. Вахштайн

1. Я начну с тезиса, уже однажды озвученного ранее: оптика социологического исследования дает наблюдателю-социологу возможность увидеть свой объект как реальный, познаваемый и социальный. Независимо от того, является ли этим объектом неравенство жизненных шансов, ландшафт юго-западного округа Москвы, уровень самоубийств, запуск северокорейских ракет или публичные выступления самих социологов. Это означает, что классический социологический способ описания априорно (т.е. независимо от объекта описания) содержит в себе ответы на три вопроса:

а) Что есть социальное и каковы критерии его демаркации?
б) Каков онтологический статус социального?
в) Каков эпистемологический статус социального?

Подчеркну — существует множество различных ответов на эти вопросы. А также комбинаций таких ответов. Хотя они взаимосвязаны, ответ на один вопрос не диктует с необходимостью ответы на два других.

Классики социологии вопросы о демаркации социального, реальности и познании задавали в открытой и эксплицитной форме. Они искренне пытались доказать, что у нашей дисциплины есть свой предмет, отличный от предмета других дисциплин [1], он существует реально и для его познания требуется особая социологическая методология.

Вот, например, социальные факты Дюркгейма. Они в силу своей особой природы отличны от фактов биологических и психологических. Эта природа — залог онтологии социального sui generis. (Т.е., социальное обладает особым онтологическим статусом.) Она познаваема, но лишь при особом, социологическом рассмотрении социальных фактов — факты нужно рассматривать «как вещи», однако они не суть вещи (потому что тогда не было бы нужды в социологии, хватило бы физики.) Есть различие социального и не-социального, есть ответ на вопрос об онтологическом статусе социального и есть ответ на вопрос об эпистемологическом статусе социального. Полный джентльменский набор.

В неокантианском проекте социальное определяется через смысловое. У социального нет своей онтологии – ибо социолог не изучает то, что вещи суть, он изучает то, что они значат. (Что не делает социальное менее реальным — просто теперь это особая реальность: реальность смысла, а нереальность вещи [2]. Этот шаг, кстати, означает, что социология не рядоположна физике или химии, потому что социальное определяется не по аналогии с физическим или химическим, у него иной онтологический статус.) Однако именно смысловое измерение вещей делает их социально познаваемыми. И вновь у нас три ответа: что такое социальное, каково его отношение к миру и каково его отношение к познанию.

Если вопрос об онтологическом статусе — это вопрос о существовании, то вопрос об эпистемологическом статусе – это вопрос об объяснении и сомнении. Реальность общества — это единственная реальность, в которой я не могу усомниться, говорит Шелер. Никто не создает общество, но все застают его уже готовым, говорит Дюркгейм. В онтологическом плане социальное непросто утверждалось в качестве реальности особого рода («существуют социальные факты», «существуют социальные системы», «существуют социальные поля»), оно утверждалось в качестве верховной реальности (контовское «Общество как Высшее Существо»). Этот привилегированный онтологический статус социального конвертировался в его привилегированный эпистемологический статус («в нем нельзя усомниться», «через него нужно объяснять»): теперь при помощи социального можно объяснить даже то, что на первый взгляд социальным не является.

Найденные классиками ответы вошли в канон дисциплины, были пущены в оборот их законными наследниками и со временем принесли социологам солидные дивиденды: эксперт-социолог стал «королем индустрии объяснений» в том же смысле, в каком советская пресса писала о «стальных королях», «мыльных королях» и «алмазных королях» капиталистического мира. Расплатой за «аксиоматизацию» классических решений стала нерефлексивность — то, что оставалось проблематичным для классиков уже не составляет проблемы для наследников. «Пустить в оборот» значит сделать из проблемы аксиому, из найденного некогда ответа — невопрошаемую данность.

2. Вадим Валерьевич Радаев решился на проблематизацию аксиом. Шаг, за который тут же был раскритикован коллегами-эмпириками. Дело в том, что эмпирику сегодня (в отличие от эмпирика современника Дюркгейма) вовсе не нужно задаваться всеми тремя вопросами о социальном — его границах, существовании и познаваемости. Ему в принципе не нужно задаваться вопросами. Это вредит эмпирической работе, которая подобна айсбергу: на поверхности небольшая ледяная шапка массивов и транскриптов, а под водой — гора незаданных вопросов и забытых ответов. Потому что эмпирическая работа социолога-исследователя, как и действия того же социолога в нерабочее время имеют под собой единственное основание — здравый смысл.

Повседневный здравый смысл говорит вам: «не надо ехать домой по третьему кольцу в час пик», социологический здравый смысл говорит: «посмотри здесь распределения по образованию, а здесь – по семейному положению». Здравый смысл социолога-эмпирика и здравый смысл обывателя похожи. Они оба покоятся на некотором «неявном знании» и «приостановке сомнения». Можно говорить об epoché социологической установки [3], которая и определяет границы социального для исследователя. Сделать неявное знание явным — значит, лишить себя возможности операционально им пользоваться. Рассказывают, что Мартина Лютера после одной из проповедей спросили: «Если Г-сподь изначален и мир был им создан, то что делал он до создания мира?». «Он сидел и резал розги для тех, кто задает такие вопросы» — ответил великий реформатор.

Его ответ вдохновил многих. Устав искать определение интеллекта, психологи решили пойти путем конвенции и признать интеллектом все, что измеряют тесты интеллекта. Аналогичным образом с точки зрения «здравого смысла социолога», социальным следует признать все, что поддается социологическому описанию и может быть объяснено через социальное. То есть все. Вообще все.

3. Хуже, если социолог вдруг решает проблематизировать свой собственный социологический здравый смысл. Для коллег-эмпириков он автоматически становится нарушителем конвенции. Проблема втом, что сделать это sub specie empeiria — то есть по-человечески, эмпирически и «без зауми» — не удастся. Можно, конечно, вопрос «Что такое социальное?» операционально переформулировать в вопрос «Какие переменные мы будем считать социальными?». Таковых, если верить «Sociological Abstracts » и Г. С. Батыгину, около 3700. Увы, этот ход ничего не дает — переменные фиксируют лишь параметры описания, но не категории «конечного словаря» (Р. Рорти).

Социальность изучаемых объектов принимается социологом так же аксиоматически, как их реальность и познаваемость. Утверждение «Х — социально» не носит операционального и эмпирически верифицируемого / фальсифицируемого характера. Оно является условием возможности самих процедур верификации и фальсификации.

4. Аналогично: утверждение «Социология есть эмпирическая наука», по-видимому, верно, но само оно не является эмпирически проверяемым [4].

5. Позволю себе небольшую иллюстрацию. Преамбула к Конституции США звучит так: «Мы, народ Соединенных Штатов, в целях образования более совершенного Союза, утверждения правосудия, обеспечения внутреннего спокойствия, организации совместной обороны, содействия общему благосостоянию и обеспечения нам и нашему потомству благ свободы, учреждаем и принимаем эту Конституцию для Соединенных Штатов Америки». Аналогичные формулировки мы найдем в преамбулах многих европейских конституций. Имеет ли преамбула ценность для самого текста конституции? Огромную! Она определяет его предназначение и местов мире. Может ли преамбула быть определена «операционально» юридически — т.е. на основании «языка» самой конституции и действий, в ней закрепленных? Вряд ли. Она обосновывает основной закон, не будучи обоснованной им, не являясь его органической частью, оставаясь и «внутри», и «снаружи» его текста. Ее невозможно вывести из знания самих статей конституции, поскольку преамбула отвечает на предельные, конечные вопросы существования основного закона.

Ответ на вопрос «Что такое социальное?» невозможно вывести из стихии исследовательских практик, выпарить его из кипящей эмпирии посредством операциональных процедур – кастрюля крайне плохо выпаривается из супа.

6. Означает ли это, что подобным вопросом не следует задаваться? Отнюдь нет! Просто нужно помнить, что ответ на него потребует иных («не операциональных») процедур. И ответов будет ровно столько, сколько действует в социологии когнитивных стилей. У каждого из них своя оптика и свои ответы на вопросы о демаркации социального, его реальности и познаваемости. (Ответить на вопрос о демаркации, проигнорировав два других вопроса, крайне сложно.) То, что социально для Гарфинкеля — не социально для Вебера, то, что социально для Вебера — не социально для Латура, то, что социально для Латура — не социально для подавляющего большинства нормальных людей.

Кроме того, ответы на эти вопросы автоматически выведут нас из области эмпирической социальной науки, основанной на социологическом здравом смысле и устоявшихся конвенциях.

Куда именно выведут?

7. В область фундаментальной социологии и эпистемологии социальных наук — туда, где исследование пределов социологического познания позволяет осмысленно отвечать на «предельные вопросы».



[1] Г. Зиммель, пожалуй, не в счет.

[2] Я здесь уклонюсь от различений «реального» и «существующего». Мне нечего добавить к тому, что написал по этому поводу Э. Гуссерль, проведший в «Суждении и опыте» тонкое различение «предикатов реальности» и «предикатовсуществования».

[3] По аналогии с epoché естественной и трансцендентальной установок у А. Шюца (см. «О множественности реальностей»).

[4] О чем нам не преминули напомнить манчестерские этнометодологии. См.: Hutchinson P., Read R., Sharrock W. There is no such thing as social science. Aldershot, 2008.

 

Нашли опечатку?
Выделите её, нажмите Ctrl+Enter и отправьте нам уведомление. Спасибо за участие!
Сервис предназначен только для отправки сообщений об орфографических и пунктуационных ошибках.