«Раздражение/негодование, вражда и смута: аффективные корни политического»: тезисы выступления
14 декабря 2019 года состоялось очередное заседание Открытого семинара по социальной теории «Logica Socialis», организованного Центром фундаментальной социологии НИУ ВШЭ совместно с Центром социальной теории и политической антропологии имени Н.Н. Козловой при ФФ РГГУ. Публикуем тезисы выступления.
Раздражение/негодование, вражда и смута: аффективные корни политического
Максим Сергеевич Фетисов, кандидат философских наук, директор издательства «Праксис»
В последнее десятилетие стала заметной «новая политизация», нашедшая свое выражение в массовых протестных движениях и выступлениях. Только уходящий год дал движение «желтых жилетов» во Франции, летние события в Москве, миллионные выступления в Гонконге и Латинской Америке.
Характерной чертой этой «новой политизации» выступает кризис репрезентации: протестующие не представляют никого, кроме самих себя, и не желают, чтобы кто-то представлял их самих; попытки «организовать и возглавить» отторгаются самими движениями. Неизбежным следствием данного кризиса репрезентации является кризис института лидерства: все попытки «суверенизации» проявлений массового недовольства через механизмы персонального либо коллективного руководства оказываются не слишком успешными.
Эта ситуация не осталась без внимания со стороны политической теории, при этом различные попытки концептуализации предлагают разные варианты ответа. Одни (С. Жижек) говорят о том, что если этим массовым проявлениям недовольства нужен успех, то им необходимо смириться с необходимостью появления новых вождей. Другие (Д. Дин) предлагают вернуться к партийному принципу организации того, что они называют «глобальными толпами». Третьи (М. Хардт/А. Негри) описывают эту ситуацию как принципиально новую в онтологическом смысле: возвращение к старым институтам невозможно и политическая борьба будет строиться на новых, до конца еще не понятных политических принципах.
Однако прежде чем предлагать возможные формы артикуляции массового недовольства, необходимо уделить внимание механизмам, его формирующим. Что приводит к внезапным вспышкам массового гнева и настолько ли они спонтанны, насколько нам обычно это представляется? На первый взгляд, это именно так, поскольку непосредственный повод к выступлениям довольно незначителен: новый (небольшой) экологический сбор на топливо, незначительное повышение стоимости проезда в общественном транспорте, нерегистрация кандидата в городской парламент, чья роль весьма невелика.
Однако более внимательное рассмотрение показывает, что все подобные всплески ярости, как правило, базируются на том, что широкие массы населения из чего-либо исключены: из относительно справедливого участия в национальном богатстве, в политическом процессе, воспринимаемом ими как «нормальный» и т.п. Таким образом, «исключение» выступает первой моделью теоретического рассмотрения массового недовольства. При всей своей концептуальной привлекательности эта модель не может удовлетворительно объяснить возникновение массового сопротивления исключенных, особенно если оно вдруг принимает организованные формы. Так, например, предложенное Джорджио Агамбеном, – ведущим теоретиком исключения как базового принципа организации политического, – фундаментальное разделение на «суверенную власть» и «голую жизнь» не объясняет, каким образом может возникнуть сопротивление со стороны последней, кроме как на абсолютно мистических основаниях, относящихся скорее уже к сфере политической теологии.
Другой возможной моделью, способной объяснить генезис массового политического недовольства, является понятие признания. Оно ведет свою историю от Гегеля и получило наиболее полную разработку в текстах представителей третьего поколения Франкфуртской школы, в частности, А. Хоннета, а также у философов-коммунитаристов, например, у Ч. Тейлора. С их точки зрения, именно процесс признания, выражающийся в постепенном, но неуклонном расширении прав участия различных социальных групп и идентичностей, является базисом нормативного конструирования в модерных обществах. Важным в процессе признания является момент его «взаимности». То есть, оно должно носить обоюдный характер. Однако в случае «новой политизации» мы как раз сталкиваемся с систематическим отказом в признании (прав участия, достоинства и т.п.). То есть, речь идет о существенном разладе механизма признания, который в соответствующей теории не получил достаточного внимания.
Для поиска подходящих категорий нужно обратиться к классикам политической философии, столкнувшимся с массовым обществом в момент его зарождения в Европе в раннее Новое время. Речь идет о понятии негодования (indignation, indignation), взятом на вооружении Томасом Гоббсом и Бенедиктом Спинозой. Гоббс включает негодование в свой список страстей, однако не дает ему должной разработки, а только описывает его в ХХХ главе «Левиафана», как страсть, опасную для существования государства и чреватую гражданскими беспорядками. Спиноза, утверждавший аффективный принцип конституирования политических сообществ, уделяет indignatio больше внимания, описывая его в «Политическом трактате» как основной коллективный аффект, возникающий в качестве реакции на ситуации, массово воспринимаемые как вопиющие и несправедливые. Поскольку негодование у Спинозы определяется через ненависть, являющуюся по определению «плохим», негативным аффектом, то оно может обернуться массовой враждой и гражданскими войнами, чей результат неизменно плох, поскольку сокращает у политического сообщества его способность «мыслить и действовать», а поэтому должен быть уравновешен «хорошими», активными аффектами.
Таким образом, обращение к классикам позволяет иначе взглянуть на ситуацию «новой политизации», сделать предварительные выводы и задать первые вопросы: необходимо уделить отдельное внимание аффективному измерению политического, причем речь должна идти не только об исследовании эмоций, но и о том, что само появление этой «новой политизации» носит принципиально аффективный характер, то есть, речь идет о новой политической онтологии; эта новая онтология опасна, поскольку не имеет никакого действенного противовеса, кроме репрессивных аппаратов суверенного насилия, тогда как ей необходим «позитивный» баланс в виде действующих институтов и механизмов политической артикуляции; существующие механизмы политической артикуляции (лидеры, партии, союзы и т.п.) должным образом уже не работают, поэтому вопрос о последствиях этой «новой политизации» остается открытым.