Андрей Корбут о социальном взаимодействии в метро на сайте Постнаука
Социолог Андрей Корбут о социальном взаимодействии в метро, человеке-с-вещью и пассажире как моральной категории.
Метро как среда взаимодействия обладает тремя принципиальными характеристиками:
- В метро множество незнакомых людей.
- В метро шумно.
- В метро не очень много места.
Соответственно, оказавшись в метро, мы вынуждены приспосабливаться к этим условиям. Прежде всего важно то, что мы постоянно доступны взгляду, а также нюху незнакомых людей, которые, в свою очередь, постоянно доступны нашему взгляду и нюху. В метро негде скрыться (чтобы почувствовать всю важность этого обстоятельства, вспомните, как кто-то заглядывал в вашу книгу/газету/телефон/планшет/бумаги или как вы сами это делали). Тем не менее мы чаще всего не пользуемся возможностью беспрепятственного наблюдения. Длительное разглядывание другого человека тут же привлекает к себе внимание. В этом смысле уставиться в книгу или мобильный телефон — значит дать понять окружающим, что вы не смотрите на них.
Тем не менее мы не можем полностью игнорировать других людей. Обычно мы ограничиваемся быстрыми взглядами, позволяющими понять, где находится человек или группа людей, как он или они будут себя вести и каковы его или их самые общие характеристики: одежда, пол, возраст, цвет кожи. При этом мы не всегда даже пользуемся собственными органами чувств, зачастую понимая происходящее, ориентируясь на реакции других людей. Например, полупустая половина вагона при переполненной второй половине может говорить о том, что в первой половине что-то не так, а идя в плотной толпе, мы движемся как единое целое, хотя нам видны действия только некоторой части толпы.
Благодаря тому, что в метро мы не фиксируем взгляд на других людях и не прикасаемся к ним без веских оснований, у всех присутствующих не только создается ощущение того, что они «незнакомцы» и что все мы находимся в публичном месте, но и возникают постоянные поводы для проявления «морального чувства». Например, выходя из метро, мы можем придерживать дверь для идущих следом либо уступать места пожилым людям и женщинам. И это не такое редкое явление, как кажется. Но «моральное чувство» может проявляться и в форме осуждения (например, осуждение того, кто заходит в вагон, когда из него еще не вышли все желающие), а также в форме распределения ответственности, когда, например, мы проходим мимо потенциально нуждающегося в помощи человека, ожидая, что ему поможет кто-то другой.
Разумеется, в метро социальные взаимодействия «втягивают» в себя не только других людей, но и материальную обстановку. Ожидая состав, вы выбираете место на платформе не только исходя из того, кто где расположен, но и с учетом края платформы и линии, за которой должны находиться пассажиры до остановки поезда. Войдя внутрь вагона, вы решаете, где вам остаться стоять или сесть, ориентируясь на заполненность вагона, на наличие свободных мест, на то, с кем вы едете (если вы не один или одна), а также исходя из знания о том, что разные места внутри вагона обладают разными характеристиками. Например, в пустом вагоне люди предпочитают садиться у поручней. В заполненном вагоне (хотя это иногда можно наблюдать и в полупустом) некоторые пассажиры предпочитают становиться сразу у входа, оперевшись спиной о поручень, причем далеко не всегда им выходить на следующей станции. При этом мы не просто наделяем материальную среду определенными значениями, но и в некотором смысле создаем ее.
Соответственно, дистанция до других людей связана с текущей ситуацией и может очень сильно меняться без разрушения взаимодействия: мы одинаково спокойно относимся к тем, кто стоит через ступеньку от нас на эскалаторе, и к тем, кто вплотную прижимается к нам в переполненном вагоне, — если, конечно, они просто прижимаются, а не, скажем, давят своей сумкой нам в бок. В обоих случаях дистанция ситуативно оправданна.
Материальная обстановка оказывает «давление» на взаимодействия и при помощи звука. Метро иногда бывает крайне шумным, а внутри вагона мы вообще большую часть времени окружены гулом. Для одиночных пассажиров это вряд ли создает серьезные помехи — разве что иногда бывает сложно расслышать объявляемое название станции, а вот вести разговор со спутником в такой обстановке сложно: нам нужно повышать голос, но это увеличивает шансы, что нас услышат окружающие, поэтому приходится постоянно балансировать между уровнем шума, дистанцией до собеседника и силой собственного голоса.
Наконец, нельзя обойти вниманием и еще одно ограничение, касающееся взаимодействия людей в метро: они не только приспосабливаются к материальной обстановке и приспосабливают ее к себе, но и привносят в нее новые объекты: рюкзаки, пакеты, сумки, лыжи, велосипеды, коляски, стройматериалы и прочее. Все эти объекты должны быть расположены так, чтобы можно было без труда приписать их владельцу желание не создавать помех для окружающих. В противном случае человек-с-вещью рискует получить напоминание о том, что «пассажир» — это моральная категория. Впрочем, наша реакция на человека-с-вещью обусловлена не каким-то набором писаных и неписаных правил, касающихся надлежащего поведения в метро, а конкретной ситуацией, в которой мы с таким человеком сталкиваемся. Школьник с небольшим рюкзаком, стоящий посреди вагона, может получить пару уроков этикета от более взрослых пассажиров, но женщина с коляской, остановившаяся на том же месте, имеет больше шансов встретить сочувствие.