• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

К социологии событий: вклад Рикёра. Репортаж о семинаре

21 мая 2012 состоялся регулярный семинар ЦФС. С докладом «Действие как событие и текст: к социологическому осмыслению Поля Рикёра» выступил Александр Филиппов. Лилия Земнухова подготовила репортаж

21 мая состоялся регулярный семинар ЦФС. Руководитель Центра Александр Филиппов выступил с докладом на тему «Действие как событие и текст: к социологическому осмыслению Поля Рикёра». Во введении докладчик представил П. Рикёра как «помощника» на пути работы с теорией событий, как ресурс для дальнейшего развития некоторых положений теории. 

Исходным пунктом доклада стало следующее утверждение: «Нет события без наблюдения, нет наблюдения без различения, нет различения без мотива». Рикёр в данном случае помогает ответить на вопрос о том, зачем рассматривать не только различения, но и мотив. Социология как социология событий работает с особой реальностью – реальностью событий. Социологическая наука есть наука о множестве событий. Такая онтология предполагает существование атомарных событий, элементов большего мира, в котором эти события и происходят. 

«Сильной программой» теории событий можно было бы назвать ту, в которой предпринимается попытка радикальной деперсонализаций событий. Изучаются при этом не люди с их мотивами, ценностями, установками или интересами. Люди являются лишь производителями, носителями,  хотя и незаменимыми в этом смысле. Такое видение социальности становится социологической идеологией подхода. Данная исследовательская программа направлена на изучение фигураций событий и их логической структуры. Здесь необходимо обратить внимание на работы Н. Лумана и его понимание социальных систем, события коммуникации. Этот подход позволяет деперсонифицировать, десубъективировать человека и вывести его за пределы исследования. 

Кроме того, важно учесть аналитическую философию с её общей онтологией события, где событие действия производится индивидом . Согласно Д. Дэвидсону (на это обращал внимание Павел Степанцов в своём докладе), за действием стоит определённое основание (reason). Тем не менее, это не означает необходимость возвращения индивида. 

Рикёр предоставляет одно из возможных решений одновременной деперсонализации событий и рассмотрения мотива. Он позволяет раскрывать проблематику событий через исследование смысла действия как текста. В принятой от Рикёра логике рассуждения несколько принципиальных шагов. 

На первом этапе важным является то, что при анализе событий рассматривается момент, ускользающее единичное, замкнутое во времени. Смысл события обнаруживается в том, чего уже нет. По Рикёру, смысл превосходит моментальность события. Есть некое повествование о событии, поскольку есть очевидец события. Для социолога результатом является описание события. Здесь поднимается проблематика остенсивной референции против неостенсивного смысла. Невозможно указать на событие, не обращаясь к определённому смыслу. При этом, мы имеем дело с текстами, где уже запечатлён смысл. 

Второй шаг касается работы с мотивом в вышеупомянутой формуле. Простое регистрирование события не производит повествования. Ему предшествуют различные процедуры, например, ранжирование, установки и др. Но и за подобными процедурами также стоит различение. Без различения невозможно было бы зафиксировать и мотив. В то же время, предполагается, что событие наблюдения индуцируется событием решения в пользу наблюдения. В таком случае качество действия и качество наблюдения определяются за счёт введения третьего наблюдателя, или наблюдателя второго порядка, как сказал бы Луман.

Таким образом, следующий этап характеризуется постановкой вопроса о качественной определенности действия, что отсылает к Рикёру.  Действие невозможно отделить от его последствий. Последствия – это показатель совершения действия. При попытке описания действия выстраивается определённого рода текст. Согласно Дэвидсону, человек может быть единственным источником действия. Согласно же Рикёру, важен характер описания, то есть текст о событии действия. В результате возможно два способа описания. Первый происходит через вменение вины агенту как материальному субстрату совершения действия. Тогда рассказ о действии предполагает включение длинной каузальной цепочки, а качество его зависит от условных причин до конечных следствий. Другой способ заставляет обратиться к «старым» категориям, когда деятельность или поведение не связаны с непосредственным результатом, по крайней мере, наблюдаемым. Хотя есть каузальная цепочка, именно вменение ответственности, результаты и попытки распознания своей деятельности агентом интересуют социолога. Таким образом, не происходит ухода от концептуализации социального индивида в терминах событий или возвращения к персоналистской точке зрения на мир как на поле, где действуют  люди с их интересами и ценностями. Мы, скорее, остаёмся внутри большого фрейма теории социальных событий, находим способы её обогащения, поиска новых возможностей 

Обсуждение доклада началось с вопросов Василия Кузьминова: как соотносятся событие и смысл, откуда берётся смысл, обладает ли временными характеристиками, содержится ли в моментальности. Докладчик ответил, что смысл является социальной конструкцией. Смысл является устойчивым продуктом совершения актов. Но когда в социологический анализ дополнительно вводится текст, происходит более внятное определение того, как смысл присутствует, кроме его «явленности в моментальном взаимодействии».

Владимир Попов поднял вопрос о том, чем отличается в таком случае историк от социолога, поскольку оба работают с текстами и реконструируют события. Александр Филиппов разъяснил, что в исторической социологии при анализе событий акцент переносится на присутствие устойчивых образцов. И разница между историей и социологией в этом аспекте заключается в том, что первая исследует уникальное, последняя – типическое. Для социологии наблюдение определяется обстоятельствами, что заставляет поместить его в контекст и придать вид «доброкачественного свидетельства очевидцев». 

Комментарий Павла Степанцова касался нескольких принципиальных моментов. Различение между наблюдением и действием и различение между мотивом и действием плохо совмещается друг с другом. Множественность описания предполагает выбор адекватного описания, в то время как наблюдение становится мотивированным. В результате мотив оказывается действием. Докладчик отметил, что любой наблюдатель видит свое наблюдение как событие действия, а действие наблюдается как одно из событий в мире. Однако мотивация тоже есть, поскольку существует мотив наблюдения. Одновременное наблюдение и действие невозможны. Когда Рикёр говорит «Я сам как другой», это означает опознание себя, своей ответственности, постановка себя на позицию другого, выстраивание определённого рода повествования, которое помещено в определённую коммуникативную среду. Более того, согласно Ч.Р. Миллсу, мотив не предшествует действию. Именно поэтому мотив действия опознаётся постфактум, а наблюдение мотива как действия появляется из грамматики мотива. По А. Щюцу, оглядываясь назад, мы можем сконструировать мотив. Это также отсылает к У. Матуране, автора выражения community of observers.В основе понимания выражения лежит идея о том, что повествование, рассказ о событии производятся наблюдателем.

Светлана Баньковская проблематизировала понимание действия как текста, поскольку оно несопоставимо с другими пониманиями действий. В таком случае происходит два параллельных процесса – появление текста как наблюдения и текста как интерпретации. Ещё большие вопросы структура объекта «действие-текст» вызывает, когда действие оказывается взаимодействием. Выходом из затруднения может быть использование для идентификации автора действия, а не текст. Смысл может атрибутироваться к интенции или к результату. Александр Филиппов прояснил, что не само действие является текстом. Текст – это то, с чем работает социолог. Даже когда событие исчезает, текст остается. Поэтому невозможна остенсия, фактология, т.к. событие запечатлено в текстах, объективировано.  Возникает следующий вопрос: можно ли в онтологии события сконструировать нарратив таким образом, чтобы было нарративное Я, опознающее контрфинальные последствия действий. Здесь необходимо принять этическое решение исследователя как наблюдателя, а не бессмысленного регистратора. 

Елена Васильева озвучила проблемы, связанные снаблюдаемостью события и смысла, возникновением смысла, процедуре наблюдения события. Докладчик сообщил, что следует в этом вопросе Луману. По Луману, идентификация чего-либо равна наблюдению, что подразумевает проведение различения. В свою очередь, указание на различение означает фиксирование его смысла. Хотя смысл не наблюдаем, наблюдаемое имеет смысл.  На возражение Елены Васильевой, что наблюдение и приписывание смыла не одновременны, Александр Филиппов ответил, что конституирование вещей происходит через последовательное наблюдение событий. В результате противопоставляются события и вещи. При этом наблюдение дорефелексивно, то есть событие фиксируется внятным образом после того, как произошло. Текст спорит сам с собой, поскольку неясно ещё понятие наблюдателя как агента в мире, его онтологический статус. Социологи, к сожалению, пользуются более ранними работами Рикёра, где акцент сделан на нарративе и герменевтике, а проблематика агента не развита. 

В завершении обсуждения Елена Васильева задала, возможно, ключевой вопрос: зачем нужно событие и почему неудовлетворительно понятие действия. Александр Филиппов ответил, что событие нужно, поскольку действие является событием в мире. Из этого следует, что оно встроено в каузальные цепочки, которое имеет последствия и влияет на изменения в мире.