Ответ Михаила Соколова

Часть I (от 12.05.2009)

Андрей, привет!

Спасибо! И прости — не смогу сейчас ответить так, как оно того заслуживает — у меня совершенно ненормальные недели до конца мая, так что наша полемика по моей вине рискует превратиться в хроническую. Обещаю, что напишу ответ, как только у меня будет два свободных дня, чтобы его обдумать — надеюсь, гроссмейстер согласится дать тайм-аут любителю.

Пока отвечу симметрично — тем, как социология этнометодологии видит этнометодологию социологии, и почему у этнометодологов никогда не будет своих книжных полок в библиотеках.

Линия защиты, вкратце, будет такой. И институционально, и интеллектуально, этнометодология — часть социологического проекта. Она не существует вне его рамок. Ощущение оригинальности, важности того, что они делают, смысла всей их работы, а также институциональные возможности для ее продолжения черпаются этнометодологами из этого источника. Убери его — не будет и их.

С институциональной стороны дело представляется так. Я не думаю, что угрозы этнометодологии подать на развод особенно серьезны, т.к. ей особенно не куда выезжать. Квартирный вопрос, когда она сложноразрешим, очень цементирует семейную жизнь. Создание самостоятельной этнометодологии в качестве дисциплины крайне маловероятно, т.к у нее отсутствует массовый рынок. У социологии есть бюрократический консалтинг, маркетинг и широкая публика, которая, в известных пределах, готова смотреть на вещи «социологически». Это дает заказы на исследования и спрос на квалификации, за счет которых, в конечном счете, существуют и те, кто считает себя выше всего этого — этнометодологи в том числе. У этнометодологии, склонной заниматься «специфически неинтересными вещами», собственного рынка никогда не будет - если всерьез на попытатьтся освоить рынок практических инструкций и тестирований — программного обеспечения, пособий по организации свиданий, whatever — но, как ты сам говоришь, этнометодолог имеет сомнительные преимущества перед практиком - а там везде полно практиков + более раскрученные психологи и разные другие. Короче, с точки зрения академического маркетинга, выглядит бесперспективно.

Но к позиции «все брошу и уйду» это, конечно, не относится. Она-то вполне работоспособна. В сумбуре мне не удалось поспекулировать об интересных совпадениях между временем появления презентационной стратегии этнометодологии и рождением современной «альтернативной музыкальной сцены» — хотя они напрашиваются. И там, и тут видим, как часть профессионального «мира» эффектно эксплуатирует глубокую привлекательность идеи «отличности» от остальной его части — эксплуатирует по принципам, которые в высшей степени характерны для мира в целом (тестовый вопрос — что там у Пелевина, величайшего российского социолога 90-х, написано про природу коммерческого успеха некоммерческой музыки?)

Дело, однако, не столько в этом. Ты не сможешь написать текст по этнометодологии, не ссылаясь на каждой странице на что-то, по отношению к чему она является «не такой» (я, во ввсяком случае, с подобным не сталкивался — любой текст по этнометодологии науки, например, начинается с: «есть разные глупые социологи науки, которые не понимают самого главного, но мы сейчас вам это объясним»).

Ты даже не сможешь его написать, постоянно не ссылаясь на аппарат этой «не такой» части — сопровождая его кавычками и указаниями на то, что это, конечно, требует этнометодлогического переосмысления и т.д. — но все равно пользуясь. Возьми любую из наиболее читаемых этнометодологами книг, и ты найдешь там нормы, роли, формальные бюрократические организации, институты и прочее. Эти понятия могут служить «темой» (а могут и не служить — возьми Гарфинкеля или Сакса, там полно современной им американской социологии безо всяких кавычек), — но возникновением этих тем и ощущением их актуальности этнометодология все равно обязана социологии. Она — часть аргументативного поля дисциплины, реплика в разговоре, которая бессмысленна («смысл» здесь использован в том же значении, в каком он появляется в «смысле жизни») вне всего разговора. Аргументы, которые предлагают этнометодологи, встравляются в пазы, которые оставляет способ аргументации, которым пользуются «остальные» социологи. Смог бы ты заниматься этнометодологией, если бы день ото дня перед глазами не маячили социологи, городящие всякую чушь (например, такую, как с этнометодологической точки зрения сам этот аргумент)? Психологи или историки могли бы делать примерно то, что они делают, не будь социологии вовсе, а этнометодологи — нет.

Сходный в смысле политического построения пример — разные women studies (характерно, появившиеся в ту же эпоху), которые тоже существуют в основном за счет того, что вставляют свои гривенники в виде «гендерной критики» того, что называют «мэйнстримом». Но у них есть база в виде более широкого политического движения, и есть политические оппоненты этого движения, а у этнометодологов — нет. Так что иногда они пользуются заимствованными — единственные важные публичные появления этнометодологии произошли в виде части феминистского и антисциентистского дискурсов. Интересный вопрос — могут ли, теоретически, этнометодологи организовать свои колонии в других дисциплинах? Скажем, в психологии? Пока, за частичным исключением социолингвистики (в которую попал conversation analysis, совсем не похожий на то, что ты описываешь) этого не произошло, насколько я могу судить.

Это все, что успеваю сказать сейчас, — и не то,что прежде всего надо сказать. В конце мая обещаю ответить содержательнее, в любом случае, что, если нам подумать о диспуте о этнометодологии, аналогичном предстоящему через две недели диспуту о фрейм-анализе?

Глубоко признателен,

Миша

Часть II (от 13.05.2009): Лестничная методология

Андрей, привет!

Вот вторая часть, уже немного содержательнее — теперь я буду писать тебе письма, полные страсти и лестничного остроумия, каждую неделю, пока не сравняюсь в объеме, если не качестве, аргументов :).

На твоем мастер-классе я вцепился в рисование круга и Олега, поскольку их было весело гоффманизировать. На самом деле, пример со сложением в столбик гораздо интереснее. Вспомни, что произошло. Три момента:

1. Оказалось, что есть множество способов складывать числа — у каждого был свой (сходу озвучено было штук пять, причем вряд ли их не стало бы 10, если бы мы не двинулись дальше).

2. Кто-то порекомендовал тебе сложить еще какие-то 2 и 8. Ты ответил что-то вроде (восстанавливаю по памяти): «так нельзя — тут десятки, а тут единицы».

3. В один момент, насколько я помню, кто-то из присутствующих заявил, что ты сложил их неправильно. Ты повернулся к доске и через несколько секунд ответил «да нет, все правильно».

Это, по-моему, говорит о следующем: а) есть бесконечное множество идиосинкразических способов осуществлять арифметические операции, индивидуальный выбор между которыми имеет непонятное происхождение (конечно, может быть, нас всех по-разному учили в школе, но я слегка сомневаюсь т.к. иначе встанет вопрос — а где учителя им обучились?, впрочем, дело не в этом); б) эти способы осуществления операций, однако, разделяются на два класса — правильных и неправильных, причем у нас нет никаких сложностей в том, чтобы классифицировать их так им образом — даже если данного способа мы никогда прежде не видели — и результаты сортировки принимаются с удивительным консенсусом; в) когда кого-то упрекают в неправильности выполнения арифметических операций, ответом становится указание на абстрактные принципы (спроси кто-то, почему ты сложил вначале последнюю цифру первого числа с последней цифрой третьего — и ты ответил бы, что-то вроде того, что от-перестановки-слагаемых-сумма-не-изменяется), по поводу которых консенсуса больше, чем по поводу конкретных операций.

А теперь попробуй это интерпретировать без того, чтобы признать, что: 1) у нас в головах, кроме мозгов, есть абстрактные принципы оперирования числами. Когда ты обернулся к доске, чтобы убедиться, что все правильно, что ты делал? Предполагаю, что пересчитал все другим способом и получил тот же результат — но откуда ты знал, что этот способ должен дать тот же результат, если у тебя нет идеи математической эквивалентности способов (или, если на то пошло, откуда ты знал, что это «другой способ»)?; 2) эти принципы не являются наблюдаемыми сами по себе, они могут быть только умозаключены из какого-то числа примеров или приняты на веру (как, например, сама идея «эквивалентности»). Ты не можешь обосновать правильность иначе, как указанием на эти абстрактные принципы, и не можешь доказать, что действуешь правильно, никому, у кого в голове нет тех принципов. Ты можешь до бесконечности описывать частные способы подсчета, но если ты не согласишься закончить с чем-то вроде описания абстрактной арифметики, то это останется просто каталогом «Х записал Y под Z» (очень длинным и бессистемным каталогом) — и это не будет тем, что люди на самом деле делают, потому что они-то как раз целенаправленно организуют поведение так, чтобы соответствовать законам арифметики. Насколько я понимаю, это как раз идея accountability действия – которая загадочным образом выпала из твоей замечательной презентации предмета. Впрочем, она, кажется, в корпусе этнометодологической теории вообще немного на странных правах — потому что существование генерализованных определений очень сложно совместить с требованием не уделять им внимания. Это как требование описывать, как люди одеваются каждое утро, ни сказав ни слова о том, что же они надевают. Пока у тебя нет идеи юбки и штанов, непонятно, почему одни сдвигают ноги, натягивая что-то на себя со стороны ступней, а другие, наоборот, раздвигают. Нет, штаны, конечно, можно определить как «что-то, что надевается обычно в сидячем положении: вначале руки идут вниз, затем — набрасыващее движение — и они идут вверх, после чего следует вставание и застегивающие движения в районе талии...» (понятно, что «набрасывающее« и «застегивающее» «движения» неправомерно упрощают задачу :). Но вот как ты докажешь, что это — тот же процесс, что и такой: «корпус наклоняется, руки достигают поверхности пола, затем переставляется одна ного, затем — другая, потом корпус выпрямляется и т.д.»?

Но если в головах у людей есть что-то, что соответствует идее абстрактной арифметики (как бы далеко это соответствие ни было), то почему там нет социальной структуры?

На сегодня все — до следующих встреч! :)

М.

P.S. А есть еще воздушнодесантники. У них процесс инициации — прыгнуть и попасть ногами в штанины со второго этажа...