• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Размышления Татьяны Тягуновой


Уважаемые участники обсуждения!

Поскольку дискуссия объявлена публичной, поскольку Андрей провогласил форум открытым, а Марина Пугачева любезно переслала мне ваши захватывающие раунды (за что ей огромное спасибо), не могу «не воспользоваться случаем и не передать привет», то есть присоединиться. Вполне отдавая себе отчет, что до «гроссмейстеров» мне далеко и что я напрочь испорчена чтением Шюца (и еще невесть чем и кем), все же хочу задать пару вопросов. Заранее приношу извинения, если они покажутся дурацкими.

Поскольку о педгогичности этнометодологии Андрей говорит уже давно, то именно в связи с этим и вопрос. Точнее по поводу одной фразы из ответа Андрея Виктору Короневичу.

«Этнометодологи стремятся к поучительному описанию», — написал Андрей. Мой вопрос: каким образом этнометодолог узнает, что его описание оказалось (не оказалось) поучительным? Ведь не подойдет же он и не спросит прочитавшего «Ну, как? Помогло?» Этнометодолог, вероятно, скажет: поучительность воплощается в действиях, а значит она наблюдаема и следовательно описуема. Должен ли он для этого произвести еще одно описание — так сказать, описание практики поучительности? Но как он в таком случае засвидетельствует, что именно его описание оказалось поучительным, а не что-то бог знает что еще? Но, кажется, это уже не этнометодологический вопрос. Ведь как «компетентный носитель русского языка» я читаю фразу «этнометодологи стремятся к поучительному описанию» так: прочитав сделанное этнометодологом описание некой практики практик данной практики — прошу прощения за тавтологию — станет искуснее практиковать ее благодаря данному описанию. Но как, черт возьми, этнометодолог «схватит» это благодаря именно как благодаря-его-этнометодолгическому-описанию? То есть либо он должен продемонстрировать связь между действием прочтения действующим его (этнометодолога) описания и последующими практическими действиями действующего (а она в данном случае, выходит, должна быть «причинно-следственной») либо данная фраза теряет смысл. Поскольку, как кажется, – повторю еще раз — первое определенно не интересуют этнометодологов, а второе вряд ли имеет место, тогда как следует понимать утверждение, что этнометодологи стремятся к поучительному описанию? Ведь, дело, вероятно, не ограничивается лишь только «стремятся», но — как показывает случай с ксероксом, который Андрей время от времени вытаскивает словно козырной туз — имеются, должны иметься и свидетельства этой поучительности?

Этот вопрос — то есть «Каким образом этнометодолог узнает, что его описание оказалось (не оказалось) поучительным?» — как мне кажется, нельзя отделить от другого: кому этнометодологи адресуют свои описания? Насколько я могу судить, пока что основной, если не единственный адресат этнометодологов — это их же основные оппоненты, то есть социологи. (Да, и, конечно, сами этнометодологи.) Если это так, то всё ли дело лишь в том, что, как показывает пример с математиками, этнометодологические описания работы практиков не интересны последним? И поэтому этнометодологам ничего не остается, кроме как вести задушевные беседы (настоящая дискусия в этом смысле показательна) с теми, кто проявляет к ним (да еще какой!) интерес (все те же социологи и иже с ними...). Допустим, этнометодологическое описание интересует и практика. Но какого? Если профессионал, то есть компетентно владеющий некой практикой, не интересуется, да собственно и не нуждается в этнометодологическом описании, чтобы профессионально осуществлять свою деятельность, тогда новичка? Но — как об этом пишет Виктор Короневич — зачем новичку обращаться к этнометодологу, если он может обратиться сразу к профессионалу?

P.S. И совсем дурацкий вопрос: не потому ли этнометодологи используют слово «этнометодология», именуют себя «этнометодологами» и маркируют свои описания «этнометодологическими», то есть категоризуют себя определенным образом (хотя и не говорят об «этнометодологических» методах, концептах или понятиях), что опасаются лишиться интересного собеседника в лице социолога? Стать радикальным этнометодологом означало бы, как кажется, отказаться вовсе от слова «этнометодология», но это значит обречь себя — на данный момент времени, во всяком случае – на одиночество и кроме того лишиться возможности учиться, поскольку, несомненно, этнометодологи используют дискусси с социологами педагогически. Не так ли?

Т.

 

Нашли опечатку?
Выделите её, нажмите Ctrl+Enter и отправьте нам уведомление. Спасибо за участие!
Сервис предназначен только для отправки сообщений об орфографических и пунктуационных ошибках.